Золотцев Станислав - Непобедимый Народ



Станислав Золотцев
Непобедимый народ
писательский дневник
Что голод впрямь не тетка и в племянники к нему никто не хочет - в том
можно легко убедиться, глядя на дачные окрестности нашего славного града на
берегах Пскова и Великой. Нынче вкалывают на своих участках такие завзятые
интеллектуалы, каких лет десять назад при самом богатом воображении с
лопатой в руках представить было немыслимо... И вот на даче у одной местной
художницы "толока": ей привезли навоз, да немало, доверху груженный кузов
"Камаза". А замечу: сие органическое удобрение теперь достать не так уж
просто, ибо поголовье буренок по области очень сократилось. И
недобросовестные продавцы навоза норовят "разбавить" его торфом, отчего он
сильно теряет в своих добрых качествах. Но этот, привезенный хозяйке дачи,
- без всяких торфяных добавок, густой, потому и разносить, разбрасывать его
- нелегкий труд даже для нескольких мужчин, собравшихся на "толоку". Тем
более что сыплет "слепой" дождичек сквозь осеннее солнце, и органическая
ценность становится еще тяжелее от влаги. Нам помогает шофер "Камаза",
здоровый мужик с твердым местным выговором, особенно звука "ч" ("чорный,
"чыстый")... Тут-то и сталкиваются два подхода к навозу: практический и
эстетический. Художница, глядя на радужное многоцветье влаги, блещущее
поверх удобрения, восторгается: "Ах, какой красивенький навозик!" Шофер с
ней соглашается: "Да, навоз добер. Чыстое говно!"
Вот в чем пропасть меж "интеллектуалами" и "массами": что для первых -
"красивенькое", то для вторых - говно, пусть даже и "чыстое".
У моих земляков наособицуне только произношение, но и правописание:
оно не с правилами орфографии сообразуется, а с жизненной логикой. Вот лишь
один пример... Из Москвы приехала ко мне в гости дочь и, конечно же,
немедля потащила меня бродить с нею вдоль рядов базарчика, что шумит теперь
неподалеку от моего дома. Особенно дочку интересует озерно-речная рыба: в
столице на рынках ее редко встретишь, а у нас теперь, слава Богу, вдосталь,
хотя ценына нее для рыбного-то края высоковатые. Но оно и понятно, продают
дары Псковско-Чудского озера в основном не сами рыбаки, а перекупщики. Для
несведущих приезжих они прикрепляют к лоткам бумажки с названиями пород:
"судак", "лещ", "щука", "окунь" и так далее... Вдруг дочка хватает меня за
руку и начинает с сугубо столичным снобизмом громко возмущаться: увидела на
одном лотке бумажку, где название леща было написано с мягким знаком.
Нежданно продавщица (судя по виду, лишь недавно начавшая заниматься
торговлей и еще не загрубевшая), услыхав возмущенно-громкие слова моей
наследницы, вступила с ней в диспут: "Доченька, да ты глянь на рыбу-то:
рыбехи некрупные, для ухи, а не для жарки, а и нежные да и прыткие, вон еще
шевелятся, живучие: ясно дело - бабы, женщины, потому и "лещь", эти мои
рыбки роду женского..." Ошеломленная таким пояснением, дочка некоторое
время идет вдоль рыбного ряда молча, затем останавливается и, показывая мне
на огромного (на лотке не умещался) леща, говорит: "Пап, та тетка права
была!" На бумажке под этим ихтиозавром было начертано: "Лешш". Лешш!
"Вот и сад уже заленился", - говорит мой деревенский сосед, глядя на
полуденные кроны. "Заленился" - скажешь ли точней?! Зелень сада и впрямь
стала какой-то ленивой; далеко еще до осени, а лиственные одеяния яблонь,
слив и груш утратили свою обжигающе-пронзительную свежесть, огрузли,
тяжелой стала их пышная роскошь. Вот-вот - и начнет проблескивать в них
медь, потом п



Содержание раздела